Месть

Плечи корейского юноши Сунгу тонки и напряжены от тяжести, которую он несёт с самого детства. Эту ношу оставил ему отец в виде молчаливого завещания: долг, что нельзя оставить незавершённым. Каждый его шаг пронизан одной только мыслью — вернуть утраченное через месть. В доме, где звуки казалось бы давно стихли, Сунгу слышит голос традиции, требующий возмездия; он чувствует, что если не исполнит завещанное, что‑то священное будет нарушено, и это навсегда лишит покоя душу отца. Мысль о неисполнении делает воздух вокруг давящим; он не находит себе места в обществе, потому что его существование измеряется этой обязанностью. Результат предопределённости — отказ от простых радостей, от юношеской легкости, от возможности выбрать иной путь. Внутри него горит не огонь слепой ярости, а тяжёлая, холодная решимость, связанная с почтением к памяти и правилам, которые отец передал как высшую ценность. Бывает, он останавливается ночью и прислушивается к тишине: тень традиции кажется голосом, который либо даст покой душе, либо разрушит его самого. Окружающие смотрят на него с тихой тревогой; для них он — носитель обета, которого не понять, и города шепчутся о судьбе, написанной заранее. Его руки, привычные к простой работе, теперь часто сжаты в кулаки, а каждый вечер он повторяет клятву, как заклинание, чтобы не забыть маршрут, ведущий к возмездию. Даже еда теряет вкус, а смех других кажется чужим звуком: он живёт в узком круге обязанностей, где нет места для случайных желаний. Временами он всматривается в небо, где, по убеждению, обитает дух отца, и это небесное присутствие усиливает обязанность. Так его жизнь превращается в непрекращающееся ожидание момента, когда месть выполнит условие древнего обычая, и тогда, возможно, появится место на земле — для него самого и для успокоения души, которая когда‑то улетела в высь.